Марафон

При обсуждении «Евангелия» на форуме «Страны глухих» весьма характерной оказалась довольно кислая реакция на него большинства читающих - дескать, мало позитива, и энтузиазма это не добавляет. Любопытно, однако, что основная критика шла не столько от собственно глухих, сколько от слабослышащих (могущих пользоваться слуховыми аппаратами, т.е., строго говоря, не глухих как таковых), и от мамаш глухих детей.
Тут я поделать ничего не могу – оценка «Евангелия» зависит от того, какой у человека настрой. Обычный человек может рассчитывать, что по жизни он будет спринтером, быстро всего добивающегося – но оглохшему и родителям глухого ребенка лучше уж сразу настроиться на то, что теперь они – марафонцы! Длинный такой забег по жизни – если не хочешь тихо сгнить на месте, то изволь бежать сколько нужно.
Чем быстрее оглохший и родители глухого ребенка это поймут и на это настроятся, тем лучше.
Ну а потом – все как у марафонца: сил нет – упал – полежал – поднялся – бежишь дальше…
Подходит, конечно, ко всем людям, не только инвалидам – но у инвалидов, включая глухих, это скорее единственная форма бытия, шансы на быстрые существенные победы слишком малы…
Поэтому искать всяких гуру, обещающих молочные реки и кисельные берега в максимально короткие сроки, для глухого – еще более бесполезное занятие, чем для обычного человека.
Сие особенно относится к родителям – раз с вашим ребенком случилось вот такое, то придется работать и вам, если вы хотите чтоб из ребенка вышел нормальный и стоящий человек.
Никакие чудо-спецы, никакие нужные связи, никакие замечательные учебные заведения тут в быстрые сроки не помогут – придется вам самим бежать вместе с ребенком затяжной марафон…

Синдром триффидов

У англичанина Дж. Уиндема есть фантастическая повесть «День триффидов», немножко перекликающаяся с Уэллсовской «Страной слепых».
Сюжет полностью пересказывать не буду (хотя по-своему он интересен – кто, например, больше приспособлен к жизни – слепые люди или фантастические растения – триффиды, способные передвигаться и уничтожать людей?). Что нам надо по делу: после вселенской катастрофы почти все люди на земле ослепли, и немногим оставшимся зрячими счастливчикам приходится заботиться и о слепых, и о собственном выживании. «Триффиды» тут выступают символом беды.
Кое-что из этого романа я окрестил «синдромом триффидов».
Нужный нам кусочек из книги процитирую:

…— Вы хотите сказать, что мы все это время могли иметь здесь электрический свет? – спросила девушка.
Коукер посмотрел на нее.
— Надо быдло всего-навсего завести мотор, - сказал он, — если вам нужен был свет, почему вы не завели мотор ?
— Я не знала, что он есть, и, кроме того, я ничего не понимаю в моторах и электричестве.
Коукер продолжал задумчиво глядеть на нее.
— И поэтому вы сидели впотьмах, — сказал он, — как, по-вашему, долго вы протянете, если будете по-прежнему сидеть впотьмах вместо того, чтобы заниматься делом?
Его тон задел ее.
— Не моя вина, что я не разбираюсь в таких вещах.
— Не согласен, — возразил Коукер,— это не просто ваша вина. Вы ее лелеете и холите. Более того, вы притворяетесь, будто вы слишком одухотворенная натура, чтобы разбираться в технике. Это дешевая и глупая форма тщеславия. Каждый является в мир круглым невеждой, но на то бог и даровал ему – и даже ей - мозги, чтобы приобретать знания….[…] Времена изменились довольно радикально. Вы больше не можете сказать: «Ну, в таких делах я ничего не понимаю», - и оставить это дело кому-нибудь другому […] отныне нам все придется многому научиться. И не тому, что нравится, а тому, что обеспечит жизнь […]
— Все-таки я не понимаю, какое это имеет отношение к моторам….
— Послушайте, — сказал Коукер терпеливо, — предположим, у вас есть ребенок. Кем бы вы хотели его увидеть – дикарем или цивилизованным человеком?
— Конечно, цивилизованным.
— Вот. А тогда извольте обеспечить ему цивилизованное окружение. Все, чему он научится, он узнает от нас. Мы должны знать как можно больше, стать как можно интеллигентнее, чтобы дать ему максимум возможного. Это означает для нас тяжелый труд и напряженную работу мысли. Измененные условия должны повлечь за собой изменение взглядов.

«Евангелие» первоначально задумывалось для того, чтобы привлечь внимание глухих людей к тем возможностям, которые им открывают компьютерные технологии и интернет. У некоторых глухих, которые сами имеют с этим дело, мои мысли вызвали полное одобрение, а один из них сформулировал это максимально доходчиво: «С появлением интернета для глухих началась новая эра».
Что меня удивило - так это неожиданно проявившаяся оппозиция под лозунгом «компьютерные технологии не всем подходят, и не все с этим могут справиться».
Что ж, Уиндем на это уже ответил. Не только глухим кстати, но и родителям глухих детей.
В конце концов, я всего лишь предлагал вариант, возможности которого, на мой взгляд еще не все глухие (и инвалиды вообще) осознали в полной мере.
Но оказалось, что существует и инерция мышления, отвергающая что-то только потому, что это непривычно.
Что ж, дело хозяйское, речь всего лишь о том, что если уж на человека прилепился ярлык «человека с ограниченными возможностями» - ему надо искать те из них, которые для него максимально эффективны, а не прятаться за отговорки, сводящиеся лишь к тому, что это не укладывается в голове, «я к этому не готов», и т.д., и т.п.
В конце концов, никто из критиков так мне и не ответил внятно, что он может предложить другого.

Житие

При обсуждении «Евангелия» меня упрекали в чрезмерной мрачности картины и просили добавить какого-нибудь позитива.
Что и делаю.
Речь пойдет о чем-то хорошем из моем собственного жизненного опыте в ранге глухого.
Сочинять мемуары я пока слишком маловозрастен, но если кого-то интересует, как полностью глухой человек может «позитивно» жить в мире слышащих - может, это кому-то в качестве примера и пригодится.

Польза крамольных книжек
Оглох я в 9 лет от менингококковой инфекции, и когда несколько месяцев с оной инфекцией и ее последствиями, включая неврит слуховых нервов, лежал в разных больницах, врачам приходилось следовать со мной девизу «гоните книгу, источник хворей!».
Считалось, что при том поражении мозга, какое было у меня в результате болезни, чтение слишком опасно - ребенку нельзя напрягать свой бедный мозг даже чтением. Посему врачам постоянно приходилось обыскивать мою кровать и тумбочку в поисках любого чтива, которое я находил и даже воровал у соседей. А что делать – в 9 лет у меня уже была зверская привычка что-то читать. Все это – к тому, что если я добился чего-то в дальнейшем, то благодаря и тому, что родители еще раньше пристрастили меня к чтению. И после утраты слуха книги стали для меня основным источником информации.
По возвращении в родную школу и родной класс после нескольких месяцев мытарств по больницам одноклассники отнеслись ко мне с великой радостью, и то, что вернулся я уже глухим, не смущало ни меня, ни их.
Может быть родителям стоит взять это на заметку: ребенок в тогдашнем моем возрасте, потеряв слух, не очень-то осознает свою потерю. А отношение сверстников к нему формируется больше детскими интересами, чем расчетом, включая то соображение, что «с глухим общаться утомительно». Если с глухим ребенком интересно другим детям, то они без всяких проблем сами начинают искать способы с ним общаться. В моем случае это было обычное письмо и «письмо указкой» (это когда слово пишется пальцем – в воздухе, на ладони, и где угодно).
То, что у меня уже был задел в умении работать с книгами, наверное и определило, что учеба в обычной массовой школе для слышащих давалась мне довольно-таки легко. Честно говоря, я порой удивляюсь, когда нынешние родители жалуются на перегруженность школьников предметами - у меня все было как-то автоматически и без напряга.
И по школьному, и потом по университетскому своему опыту я вообще пришел к парадоксальному выводу, что утрата слуха даже способствует приобретению разносторонних знаний. Причина довольно-таки проста: если обычный ученик привыкает к тому, что ему все объяснит преподаватель, и учебники – лишь второстепенный материал, то глухой - просто вынужден основательно штудировать сами учебники и дополнительную литературу, в результате набираясь знаний побольше, чем слышащий ровесник. Конечно, в младших классах мне очень много помогали родители, стараясь объяснить материал, но в старших - пошли уже такие премудрости, что и родители пасовали, так что – изволь разбираться сам!
Забегая вперед - эта особенность обучения глухого проявилась, когда я поступил на физфак университета, и вместо пересказа конкретного учебника преподаватели стали читать лекции, скомпилированные из разных книг. Пришлось мне выработать такую технику: сидишь на лекции в аудитории и конспектируешь, не вникая (иначе запутаешься и отстанешь!). Сосед слева, сосед справа, препод что-то пишет на доске, и твой конспект - это компиляция того, что записывают они. Потом берешь в библиотеке дюжину фолиантов-источников и разбираться, что именно и откуда для своей лекции взял доцент такой-то. Тут уж поневоле вникнешь в материал.

Детские игрушки
Все же нельзя сказать, что глухой подросток ничем не отличается от слышащего ровесника – как я писал в «Евангелии», трудно совместить их интересы в сферах развлечений, например. Скажем, модное ныне среди подростков увлечение попсой для глухого подростка бессмысленно.
Так что у меня наблюдался медленный, но неуклонный дрейф к освоению собственных сфер интересов. И когда мои слышащие ровесники сплетничали на лавочках или гоняли в футбол - я, начитавшись какого-нибудь принесенного родителями из их институтской библиотеки справочника, делал собственные микроскопы (в 12 лет), телескопы (в 13 лет) или смердел на несколько квартир химическими опытами (в 14 лет).
Наличие микроскопов провоцировало интерес к микрофлоре и микрофауне из луж и арыков, наличие телескопов – к пятнам на Солнце и происхождению галактик.
А история стала хобби на всю жизнь.
Для всего этого слух мне был не нужен, зато можно было потом много чего рассказать соседским пацанам.
Еще до того, как я оглох, родители устроили меня в шахматный кружок, в котором я и продолжал заниматься и после оного события – и опять-таки тут мне больше пригодились шахматные учебники, чем объяснения ведущего. Великих спортивных успехов может и не достиг, но чемпионом школы и района среди школьников стал, а будучи студентом , был капитаном сборной физфака на университетских спартакиадах.
Интерес к шахматам имел несколько неожиданное проявление в старших классах: поскольку учителя у нас в школе были умные и смотрели на мои результаты в учебе, а не на сам факт моего присутствия или отсутствия на уроках, то, пока мой класс сидел на уроке, я частенько в это время играл в шахматы с замдиректора школы. Иногда такие партии затягивались на пару уроков, и чаще кончались матом замдиректору.
Уроки я пропускал частенько, но учителя смотрели на это сквозь пальцы, поскольку к ответу я всегда оказывался готов, плюс представлял школу на олимпиадах по физике, математике и литературе. Вдобавок к этому имел свободный доступ в любое время в химлабораторию, где мог брать любой реактив, и получил в личное пользование школьный телескоп.
Учительница биологии ко мне тоже относилась лояльно – сказывались мои детские познания в энтомологии (тоже родители приучили) плюс - те самые мои опыты с самодельными микроскопами.

Sprechen vous english ?
Поскольку в школе я сначала сам сомневался, что глухой может освоить иностранный язык, и не хотел его учить, то, может быть, мой опыт в этой сфере может оказаться кому-то полезен. Грядет глобализация, и от знания иностранного, если хочешь быть на уровне, никуда не денешься. Вопрос только – как с этим справиться глухому, если почти все традиционные методики обучения языкам построены на освоении фонетики и звуковом закреплении материала?
Моя языковая практика вышла такая: когда в школе (в пятом классе) появился новый предмет – иностранный язык – я сначала выбрал французский, но поскольку учительницу буквально мучило мое произношение «с фашистским акцентом» (вместо «мерси» мне было удобнее говорить «мэрзи», плюс непривычная разница в написании и произношении слов), то на следующий год я перешел в немецкую группу.
Чтобы нагнать слышащих одноклассников, уже год отучивших немецкий, хватило одного месяца летом: заготавливаешь карточки, где на одной стороне – немецкое слово, на другой – русский его эквивалент, да и зубришь лексику. При средней памяти - в час до сотни слов запомнить несложно, главное – потом не забыть их.
Немецкий я учил до конца школы, потом в университете.
При подготовке диплома как-то само собой вышло, что освоил английский - требовались материалы из англоязычных источников по теме. Тем более английский автоматически осваивается при постоянной работе с компьютером, при программировании.
По некоторым романтическим причинам полгода я также усердно штудировал хинди и китайский.
Как-то мне пришлось пару месяцев общаться с экипажем скандинавского авиалайнера, делавшего долгие стоянки в нашем городе, в том числе с милейшими стюардессами – шведками и датчанками, с коими я «разговаривал» сначала на дикой смеси немецкого с английским, а потом, посидев в библиотеке и за пару дней вызубрив 500 шведских слов и азы грамматики, прибавил к этой англо-немецкой смеси еще и шведский. «Разговаривал» – в кавычках, так как на правильное произношение я не замахивался и имел о нем теоретическое представление, поэтому просто писал им фразы, как и они мне.
На основе этого своего опыта я могу высказать кое-какие соображения на тему «глухой и иностранный язык»:
Во-первых, я не утверждаю, что хорошо знаю те языки, за которые мне приходилось браться. Хорошее освоение происходит лишь при постоянной практике; а я что-то освою по текущей необходимости, а когда эта необходимость проходит, за отсутствием практики все быстро забывается.
Во-вторых, я и не пытаюсь освоить произношение, но у меня просто не было причин к этому. При необходимости, думаю, освоить иностранное произношение глухому не составляет большой проблемы - просто требуется хорошее понимание, как вообще формируются звуки. Чем с большим количеством языков ты имеешь дело, тем это понимание лучше. Рекомендую глухим, старающимся держать свое произношение на уровне, заняться хинди – в нем 45 основных букв и еще 9 лигатур, передающих вспомогательные звукосочетания – практически все фонемы отражаются письменно! Скажем, у звука «д» аж четыре варианта произношения, и для каждого – своя буква. Очень удобно для освоения фонетических тонкостей и тренировки своего речевого аппарата. После этого ставящий начинающих в тупик разнобой между написанием и произношением в английском или французском воспринимается довольно просто.
В-третьих, лучше сразу определить для себя, зачем ты учишь иностранный. Для общения нужна одна лексика, для научно-технических задач – другая, для чтения газет – третья. Большинство традиционных методик построено на усвоении прежде всего грамматических форм, но это – лишь цемент, связывающий отдельные кирпичики – лексику, а вот на нее обычно мало обращают внимания. Какой толк в цистерне цемента, если у тебя нет кирпичей-слов, а из одних правил фразу не отольешь ? Я предпочитаю сначала учить слова, а потом уж разбираться, как они между собой связываются.
Ну и, в-четвертых, для глухого и сам язык – несколько абстрактное понятие; слышащий не задумывается о том, как он общается с другими, глухой же более четко чувствует, что язык сам по себе – средство кодирования и передачи информации. А отсюда – несколько парадоксальный вывод: глухому, в принципе, может быть легче изучать самостоятельно чужой язык, чем слышащему.

Дела культурные
Еще одна любопытная тема – поэзия.
После потери слуха стал острым вопрос, как мне сохранить произношение, и логопед-сурдопедагог, которая со мной занималась, к каждому занятию требовала от меня учить и читать вслух стихи. Кроме основной цели – собственно тренировки произношения – это имело то последствие, что я умудрился пристраститься к поэзии.
А она ведь заменяет в какой-то степени глухому музыку!
Проявлялось это иногда довольно забавно – например, были у нас на курсе ребята – гитаристы – и они, найдя какой-нибудь подходящий, по их мнению, для песни стихотворный текст, несли его мне, чтобы я подобрал к этому тексту мотив. Я и напевал. И ведь проверяли – под видом нового текста предлагали мне текст какой-нибудь известной (слышащим, не мне!) песни - как правило, я почти всегда верно попадал в ее мотив.
Считается, что у человека с каким-нибудь недостатком в одном из органов чувств это компенсируется обострением других чувств. Лично у меня возникла повышенная осязательная чувствительность к вибрациям, чем я пользовался «на хлопке», куда нас, студентов, ежегодно вывозили на сбор урожая. Вечером у барака ставили колонки-усилители, и когда обычные студенты (то есть все, кроме меня) танцевали под музыку, я за компанию с ними топтался, ориентируясь на ритм, передаваемый мне моими кирзовыми сапогами, выполнявшими роль звукоулавливающей мембраны.
Впрочем, танцульки - это цветочки.
Раз уж речь пошла о развлечениях, возьмем такое массовое времяпровождение, как кино. Раньше-то нынешних дивидишек и компьютерных субтитров не существовало, да и фильмы с субтитрами были большой редкостью; можно считать, что практически их и не было. Слышащему вообще трудно представить, как можно смотреть фильмы без звука, без музыки – но это моя практика с детства до зрелого возраста. Тонкостей разговора на экране, конечно, не понимаешь, но за общим развитием сюжета следить можно по догадке. Не так это и сложно в принципе, только требуется кое-какая эрудиция, особенно в фильмам на исторические и «иностранные» темы.
Тем более - чтобы понимать экранизации книг, надо бы просто сначала эту книгу прочесть!
И тут у глухого опять плюс перед слышащим: слишком многие люди знают о книгах, даже великих, не по чтению их, а по экранизациям – которые, как правило, очень редко хотя бы чуть дотягивают до уровня литературного оригинала. Глухой же, просмотрев фильм по книге и не все в нем поняв, просто вынужден читать саму книгу.
Впрочем, как и во всем остальном, большинство фильмов настолько малосодержательны, что преспокойно можно смотреть их и без звука, ничего существенного вы от этого не потеряете.
Студентом у меня была традиция – после сдачи каждого экзамена идти в кинотеатр на какой-нибудь индийский фильм. Уж очень они простые, смотреть на симпатичных влюбленных приятно, но чтО они несут и как при этом выражаются, человеку с саркатическим мышлением лучше не слушать.
Тем не менее мне лично посчастливилось познакомиться с классикой мирового кино благодаря друзьям – в кинотеатре они весь фильм писали мне содержание диалогов на экране пальцем на моем колене (темно же в кинотеатре!), так же я с ними смотрел и спектакли в театрах.
Особая тема – музеи. Обычным посетителям все разжевывают экскурсоводы, а глухому интереснее идти в музей уже с багажом собственной эрудиции. Так что у меня никогда не было привычки проскакивать музеи наспех, ради галочки – гораздо интереснее обнаруживать, что вот это ты уже знаешь теоретически, а теперь видишь в реальности. Это смахивает на викторину, и ты наслаждаешься собственными верными ответами на то, что видишь.
Попав в Питер, Эрмитаж я исследовал 4 дня подряд, от удаленных подвалов с мумифицированными скифскими конями до зала итальянской скульптуры Ренессанса, и не уверен, что водимые экскурсоводами толпы туристов получили от своего осмотра больше, чем я. Просто я уже знал, что такое древнеегипетская ушебти, почему на афинских оболах вычеканена сова и чем характерно венецианское стекло - а они, слышащие посетители, - еще нет.
Впрочем, любимый мой музей в Питере – Зоологический, первый раз я там был в 9 годков, и когда снова побывал в нем через 25 лет, изумился, что энтомологическая коллекция музея еще не съедена молью - мою вот постигла эта печальная участь...

Лидерство как форма существования глухого тела
Психологи делят людей на лидеров и ведомых, и если для обычных людей это деление понятно и наглядно, то для глухого в слышащем окружении ситуация несколько более запутанна.
С одной стороны, глухой слишком зависит от расположения окружающих, без чего ему очень сложно получить необходимую текущую информацию, и поэтому ему приходится вживаться в роль терпеливого ведомого, за которого решают другие.
С другой стороны - если уж слышащие ведомые практически не добиваются чего-то существенного в жизни, а глухому еще и надо вкалывать лишь даже для того, чтобы вообще закрепиться в слышащем обществе - ему необходимо быть и лидером.
Такое противоречие - вещь малоприятная и преодолевается только терпеливостью и подбором какого-то баланса. Ты просто вынужден становиться флегматиком, сочетающим терпение, неторопливость и упорство.
К лидерству ради лидерства я никогда специально не стремился, и по сию пору считаю, что если человек болтает о своем лидерстве - значит, с этой ролью он реально не справляется.
У меня просто как-то получалось, что когда я брался за какое-то дело, требующее коллективной работы, то рано или поздно становился одним из ключевых игроков, с которым люди считаются - даже при том, что, строго говоря, организаторского таланта у меня почти нет, и результаты скорее определяются упрямством и личным интересом.
Школьником я организовывал шахматные турниры и устраивал лекции по астрономии.
Поступление на физфак университета было моей собственной затеей - никто не верил в успех, включая родителей, которым врачиха в поликлинике, куда я с матерью поехал за обходным листом (был тогда такой порядок – перед поступлением в вузы пройти осмотры у кучи врачей) сказала, что глухим поступление в вузы для слышащих запрещено Минобразования (наврала однако!). Мать расплакалась и ушла, дальнейших врачей я обошел сам, а после того как успешно сдал вступительные экзамены, отказывать мне в приеме было как-то неудобно.
На первом курсе физфака, семестр промаявшись от скуки, я пришел в редколлегию студенческой стенгазеты - и скоро стал ее главным редактором. Газета у нас была хорошая, со стен ее воровали на память - хотя компания моя ворчала из-за диктаторских замащек главреда, заставлявшем по 10 раз все переделывать. Скрытая склонность к журналистике у меня есть, и я не раз обнаруживал, что профессиональные газетные писаки целыми кусками публикуют мои тексты, выдавая их за собственные.
Кстати, в университете я был единственным глухим студентом, и однокурсники на первых порах относились ко мне достаточно настороженно, полагая, что хорошие оценки на сессиях мне ставят «из жалости». Но к концу второго курса с этим все наладилось, ко мне стали обращаться с просьбой разъяснить заковыристый материал или взять неберущийся интеграл.
Плюс меня постоянно искали при организации студенческих капустников или Дней физиков (был такой факультетский праздник) - придумать какую-нибудь фигню вроде лозунга или песенки в стиле КВН.
После окончания физфака и получения диплома проблемы трудоустройства у меня не возникло: как самый успешный студент на кафедре, я имел право первым выбрать место распределения, и пошел в физический НИИ, куда меня позвал в свою лабораторию один из преподавателей. Когда через много лет его спросили: «Вы бывший начальник такого-то (меня то есть)», он в ответ хмыкнул: «Это еще вопрос, кто кому был начальником».
Больших успехов и должностей в науке я не достиг, больше уйдя в прикладные сферы и изобретательство, да и Союз вскоре развалился, со всеми связанными с этим проблемами в финансировании и заказах - но полтора десятка публикаций и доклады на научных конференциях наработал. За диссертацию свою не брался, приходилось больше возиться с чужими, готовить дипломников. Когда с начала 90-х в науке наступили тяжелые времена, лаборатория фактически несколько лет существовала только благодаря моей работе.
Потом все-таки ушел из НИИ, трудно стало совмещать несколько работ сразу - с середины 90-х у меня их бывало порой по 3-4 одновременно, и везде надо было пахать. Все, что требовалось для этих работ (электроника, программирование, связь) приходилось осваивать на ходу и самостоятельно, на более-менее профессиональном уровне. А на спецов спрос всегда есть.
Хотя одного наличия специальности мало – нужна еще готовность вкалывать! Я никогда не подходил к работе по принципу «каждый должен заниматься своим делом», как раз наоборот. Все, что я умею сейчас и чем зарабатываю на жизнь, за вычетом единственного «официального» диплома физика, начиналось с того, что я хватался за что-то для себя новое, не обращая внимания на «доброжелателей» с претензиями на лидерство, говорившим мне: эту электронику за тебя сделает спец, а ты делай то, что я тебе дам.
С его, лидерской, точки зрения, он, может быть, и прав, но, как уже сказано, глухой в слышащем окружении не может позволить себе быть чистым ведомым.
И снобом в выборе работы ему быть тоже нельзя. Хотя мои основные занятия относятся больше к категории «умственного труда», я стараюсь не забывать и о физическом.
Одна из моих специальностей – монтажник волоконно-оптических кабелей. Работа эта тяжелейшая, чисто мужская, поскольку работать приходится неделями и месяцами в жутких порой условиях. (Вот этот текст я сейчас набираю на ноутбуке в промерзлом зимнем вагоне в богом забытой районной дыре. Летом работать лучше, в пустыне +50 C в тени и мерзнуть не надо, но там воды на помывку лица не хватает). Плюс у этой работы тот, что платят за нее хорошо, а потому и желающих много.
И тут мы снова возвращаемся к проблеме лидера и ведомого – как это совместить глухому?
На примере моей работы в качестве монтажника: сначала меня взяли на один заезд, т.к. не было другого человека под рукой, просто в качестве временного помощника. А получилось, что я стал в бригаде необходимым и не могу теперь отбиться от уговоров ехать куда-то опять (а желающих меня заменить, из-за оплаты, много!). Я просто подыскал оптимальный для дела баланс: спокойно оставляю напарнику роль лидера в организационных вопросах (это надо постоянно договариваться с местными представителями, начальством, рабочими и т.п.), но взял на себя лидерские функции в технической сфере - попросту говоря, привнес свои идеи в сам процесс работы.
И еще - никогда не стеснялся по возможности приспосабливать к делу подвернувшихся мне под руку бедолаг. (Это так: работаешь около какого-нибудь кишлака, котлован с кабелем полностью залит водой, и надо достать кабель с его дна – я выстраиваю случайных зевак цепочкой, и начинаем ведром вычерпывать воду). И еще - то обстоятельство, что любопытствующие местные начальники просто мешают своей болтовней работе, и тогда им говорится, что я глухой, они и отстают. Это единственный способ, когда я злоупотребляю своей глухотой. И просят меня в таких случаях так: «Иди к ним и прикинься глухим, достали уже…»

Фильтр «1:8»
Горнотуристская «двойка» (поход второй категории сложности) длится обычно 7-9 дней.
Из этих 9 дней восемь ты тащишь тяжеленный рюкзак с рассвета до сумерек, а то и в темноте, обливаешься потом или тонешь в снегу, ползешь на обледенелый перевал под бешенным ветром, рискуешь заблудиться в тумане или провалиться под лед замерзшего горного озера - или, наоборот, выскочив на скальный склон, с которого - ни вверх, ни вниз, - сутки ползешь по скалам на веревке без воды и на палящем солнце.И только один день из девяти – дневка, стояние на месте и отдых в каком-то райском уголке.
Так вот, горные туристы со стажем отличаются от других людей именно тем, что они способны ради одного комфортного дня добровольно терпеть восемь дискомфортных.Тут нет никакого мазохизма - просто избирательное свойство психики и подход к жизни в целом: крепко запоминается хорошее, на плохое не обращается внимания, оно второстепенно.
Есть ведь и противоположный тип людей, которые - наоборот, видят в первую очередь плохое и недостатки - им в «двойке» делать нечего. А если они и попадут случайно в группу - больше их с собой не возьмут, да они и сами не захотят.
Глухой в слышащем окружении имеет мощный фильтр, значение которого не всегда оценивает по достоинству: если он сам способен получать удовольствие от одного дня из девяти, его будут окружать слышащие люди с таким же подходом к жизни. Остальные - отсеются!
Я могу сказать, что мне всегда везло в жизни на людей разносторонних, неординарных, порядочных и интересных, если бы не одно уточнение: просто моя глухота отсекала от меня тех, кто не проходил фильтр «один к восьми». Те, кто этот фильтр проходил, просто не обращали внимания на связанные с моей глухотой неудобства в общении - если, конечно, им со мной было самим интересно. А мне оставалось лишь держаться на уровне.
Начиная с моих школьных учителей и до друзей в уже зрелом возрасте люди меня окружали замечательные, с которыми можно было поболтать на любые темы и рассчитывать на которых можно было в любом случае. И всегда срабатывало правило: кто не проходил фильтр моей глухоты, всегда мало чего стоил и как человек – не только в отношениях со мной, вообще!
Конечно, тех, кого не смущали мои уши (то есть их отсутствие) было меньшинство – а чего вы хотите, так неординарные люди всегда в меньшинстве. Только если слышащему человеку при знакомстве с другим требуется время чтобы разобраться в этом другом, у глухого этот тест происходит практически сразу. Если вы, как глухой, обнаруживаете при знакомстве, что к вам нормально относятся, можете быть практически уверенны, что встретили хорошего человека; если же при знакомстве возник напряг из-за ваших ушей - маловероятно, что отношения сложатся в дальнейшем, вы разные!
Единственная оговорка – иногда желательно, чтобы вас познакомил человек, уже знающий, как с вами общаться, т.к. некоторые люди просто не представляют толком, как с вами разговаривать, и им лучше сразу показать, что общение с вами не так уж и проблематично.
Ну а такая хорошая штука, как интернет, помогает морально подготовить тех, кого ваша глухота на первых порах так уж смущает – потолкуете сначала в чате, в аське, они убедятся, что как собеседник вы ничуть не хуже, а может и лучше слышащих, а там дело само наладится…

М. И., декабрь 2006 - апрель 2007, г. Ташкент

---

И, перечитав вот это «Житие», позвольте задать вам вопрос: а что в нем такого, что относится только к глухому, и не может быть отнесено и к слышащему человеку? Да практически ничего! В том-то и дело – глухота сама по себе весьма второстепенна по отношению к жизненному настрою и жизненным ценностям..!

---